Юлия, 45 - 17 июля 2008 22:05

По осеннему нежаркая Звезда уже стремилась к далекому горизонту, когда на пыльной дороге, ведущей в Храм Всезащитницы Танаи-Лу, показался усталый караван. Полтора десятка вьючных рамаков грузно ступали, привычно подчиняясь острым палкам погонщиков. Впереди легко гарцевали два серебристо-голубых ванга, затянутых в златотканую парчу. Повидавший многое на своем долгом веку привратник усмехнулся "Что-то зачастили к нам Высокородные". Знамо дело, только самые знатные и зело богатые сыны Аланара могли позволить себе таких изысканных животных.
"Кто?" привычно окликнул он процессию.
"Великий Вождь народа Слушающего Ветер с сыном просят высочайшей милости и покоя" – старинной формулой ответил юноша-глашатай. Высокие, в три человечьих роста, резные врата, украшенные диковинными птицами и змеями, отворились.

Зал был мрачен и велик. Где-то высоко над головами терялись во тьме тяжелые, казалось, никогда не зажигаемые, люстры. Узоры на роскошных, ручной работы кардийских коврах потемнели от времени и не красили затхлых унылых стен. За круглым массивным столом молча сидели трое. Высокий строгий старик, укутанный в серые колючие одежды, с лицом морщинистым и спокойным как царящие вокруг древние мудрые камни. Мощный и величественный Вождь в червленых латах, молчаливой властностью загустивший вокруг себя пространство. Но облик его сочился какой-то потаенной тоской, чужеродной и выматывающей как бьющий не в такт барабан. Третий будто отсутствовал тут вовсе. Он был молод, но плечи его уже согнулись под неведомой непосильной ношей. Глаза, одно мгновение ищущие что-то за пределами этой комнаты, внезапно устремлялись внутрь и с ужасом, уже онемевшим от истошного крика, всматривались во что-то черное и чужое, копошившееся на дне сгоревшей души. Лоб изрезали ломаные линии, вздрагивала нервная складка у губ, в волосах блестели серые нити. Руки, налитые силой, казалось, собственной волею боролись друг с другом, сцеплены до белизны суставов.

Вождь заговорил. Тихо, едва слышно, словно боялся потревожить вечные стены, с трудом, словно каждое слово жгло его горло. Слова капали на стол раскаленным свинцом, и воздух вздрагивал от них яростью и отчаянием загнанного в капкан животного. Говорил долго и монотонно, и никто не посмел прерывать его речи.
"… мы нашли его только на пятые сутки, едва живого, почти задавленного растерзанными телами его дружинников, искалеченного, обессилившего от голода, жажды и кровавого смрада прошедшей битвы. Раны его, заживляемые воинами Аланара в три дня, и через месяц были так же свежи. Казалось затянувшиеся за день, в ночи они снова открывались и кровоточили. Он не хотел исцеления и жизни, а только рвался во след ушедшим товарищам. Одной лишь Силой и Словом Ведуньи излечилось изломанное тело, и трижды оживало сердце, остановленное им, раздавленным муками памяти".
После долгой паузы, словно боявшейся вдоха, старец глухо спросил:
"Чего просишь ты от Всезащитницы Танаи-Лу, о Великий?"
"Народу нужен Вождь, старик. Не безумец, не дрожащий юродивый. Вождь. Мой сын должен стать прежним. Пусть он забудет. Пусть забудет всё. Забудет тот страшный бой, где потерял всех, кто доверился ему, товарищей по детским играм и юношеским забавам, своих ратников. Пусть не вспомнит Раина. Даже яд смертоносной куру милосерднее предательства лучшего друга. Пусть прекрасная Зельда не потревожит его даже во сне. Ибо лучше не любить вовсе, чем потерять свою любовь. Пусть уйдет печаль, сотрутся его страдания, пусть он оживет. Великие дары принесу я Храму во славу имени Её. Прими мою просьбу, старик, принеси ее Всезащитнице, и исполни волю её… не возражай мне, старик. Я всё решил. Народу нужен Вождь".

И завыли ритуальные трубы, и вторили им из ближайших лесов волколаки, забил Большой барабан, многоголосие хора взлетело к Трем Светлым Лунам, удивленно взиравшим с небес. Дрожали и скулили собаки, пытаясь прижаться к своим хозяевам, напуганным не меньше. Даже тупые рамаки нервно переминались с ноги на ногу и удивленно трясли мордами. Где-то рядом, в самом сердце Храма вершился ритуал древний и темный, как бездонные омуты под тихой гладью воды. Круг за кругом выписывал старец, плел лианы Слов, бормотал, стонал, кричал, запирая надежными печатями вехи памяти, отсекая и вырывая нити прошлого, запутавшиеся в настоящем. До утра не было покоя ни людям, ни зверям, ни птицам. Казалось, даже земля замерла в тягостном ожидании. Лишь великолепные ванги были царственно спокойны.

Юноша сидел на стуле всё в той же зале, но уже освещаемой утренней нежностью Звезды. Его взгляд был расслаблен и чист, лицо гладко и безмятежно. Губы его то и дело растекались в бессмысленной беспричинной улыбке. Юноша весело качал ногой, жевал принесенный кем-то пряник и туповатым добродушием и любопытством разглядывал вошедших.
Вождь бросился к нему, но на полпути будто споткнулся и радость сползла с его лица вчерашним гримом лицедея.
"Старик, что сделал ты с моим сыном?!"
"Ничего, кроме того, о чем просил ты у Всезащитницы, о Великий"
Вождь медленно и тяжело подошел к юноше, беззаботно насвистывающему кабацкую напевку, уронил враз окаменевшую руку на его плечо, обжег взглядом, мертвенным от запоздалого понимания.
"Сын. Сын мой. Я вижу, ты исцелился. Но ты ли это?"

• 
• 
•