В тот вечер я разговаривал с полковником в отставке, боевым офицером. Афган… Чечня…
Мне – стакан, ему стакан, в бутылке еще оставалось. Говорили о матерях.
Он говорил зло… И горько:
- Ты говоришь мать… Мать – это всё! Приходит пополнение – пацаны!... а я уже вижу! Вви-и-ижу-у-у! Понимаешь? Вот эти двое – орлы, герои! Они смертники! А он, этот третий – спокойный… жить будет!
Я их троих пошлю подавить огневую точку противника! Этого – справа, этого – слева… они будут огонь на себя отвлекать… они погибнут, вечная память!... Пацаны! Твою мать! А его попрошу: - «доползи!»…
От матери все! У этих мать в постель трахаться лезла… мужика унизить!... они сами себе не нужны… они… они смерти как ищут? – без нада себя кажут!... А того мать в поту зачинала… он жить хочет! Он будет каждой пуле кланяться. Непостесняется стелиться. Ему не надо храбрость показывать. Ему жить охота… он сзади заползет, без шума… ему спасибо! Они войну отработали!
- А случайность?
-Случай, конечно!... Бывает! Но береженного и случай бережет… - командир не забыл остатки разлить на двоих и проглотить свою долю…
Его прорвавшаяся злость и горечь, мне показалось, были замешаны на никогда не отпускавшей боли вины за то, что он посылал в бой… и перед мальчишками, и перед их неведомо как выбравшими себе несчастье матерями.
это тоже аспектоника жертвенности...