ТоварищСухов, 62 - 17 января 2011 00:24

[SIZE=-1][FONT=Courier][COLOR=blue] А теперь умри, отец. [/COLOR]
[SIZE=-1][FONT=Courier]
Рассказ. По реальным событиям 2009 года.

Придя домой, Альберт, прошел в комнату, резко сдвинул на середину комнаты кресло, сел. Он долго сидел так, прямо по центру зала. Он никогда не мог позволить себе таких резких движений, когда были дома жена и сын. Но сегодня можно. Он получил премию. Мало того, зарплату тоже. В конце года, бухгалтерия решила сбросить все излишки, списав при этом немного лишних средств и себе. Никому это не было интересно. Люди, уставшие от давившего всех страха, потерять свою убогую жизнь, дающую право на кредит, мало интересовались такими подробностями из иной жизни.
Кредит – это все. Он мог свозить тебя с семьей на дешёвый курорт в Китай или Турцию, мог купить жене шубу, а мог расщедриться и купить для тебя – машину в салоне Лада или небольшую, квартиру – так ничего особенного, в пределах одно- или двухкомнатной квартирки, но зато автоматически становившейся твоей собственностью. И это поднимало тебя в собственных глазах, глазах жены и детей. И особенно остро поднимало зависть соседей-пенсионеров, уже потерявших эту чудесную способность – взять кредит в банке.
Альберт встал с кресла, подошел к телевизору, взял пульт. Плазменная панель была его гордостью – вот также в прошлом году, он получил деньги, взял еще немного денег в кредит, и на все деньги купил это чудо китайской техники. Жена долго орала на него из-за кредита – он взял срочный кредит, под бешенные 36 % годовых. Но, после того, как он по мановению волшебной палочки достал ей из чемодана новенькую дамскую сумочку, страсти как-то поутихли. Жена долго бурчала что-то про «придурка, голодранца, любителя кредита», но к вечеру успокоилась. Телевизор показывал очень четко, экран был здоровенный, но сам телевизор был плоским, что и оказалось решающим в прощении мужа. В их двухкомнатной квартирке, где они умудрялись жить втроем с 15-летним сыном-школьником, размещение громоздких вещей было противопоказано.
Альберт, в принципе, никогда не лез на рожон. С супругой вообще старался говорить меньше и при первом же удобном случае сбегать в гараж. Ядовитая на язык баба могла так достать нехилого в телосложении, но тихого в быту, Альберта, что он всегда теперь старался отмолчаться. Плохо было то, что покрикивать стал и сынок. Раньше он мог сгрести их обоих с женой в охапку и пока они барахтались в его крепких объятьях, злобный пыл супруги, потихоньку остывал. Но, то было раньше. Вообще, жена была у него не первая и не вторая. Если начистоту – даже не третья. Он закончил в свое время престижный медицинский ВУЗ и работал на кафедре ассистентом. Хорошее здоровье позволяло Альберту, кроме учебной работы, подрабатывать на ночных дежурствах. Не обидел Бог его и умом. В свое время написал и защитил кандидатскую диссертацию. Потом, доцентство, заведование курсом. Все шло к докторской и профессорству однозначно. Но. Тут мы поставим восклицательный знак.
Но! Альберт стал закладывать. Закидывать. Употреблять. Короче, стал пить. Дико, с запоями по нескольку дней. Сначала окружающие сочувствовали ему, потом стали пользоваться тем, что их начальник мог в пьяном виде подмахнуть любую бумажку, отпустить домой. Да и результаты труда теперь мало кого интересовали. Кончилось неожиданно быстро. Приехавший в город, московский руководитель, однажды поимел желание посетить больницу города. Все охотно показывали дорогущее оборудование, чуть ли не вылизывали ручки дверей, которых касалось высокое начальство. И тут, как снег на голову, как ледяная сосулька, на них, откуда-то сверху свалился абсолютно пьяный Альберт. Долго церемонится с ним не стали, расчет в тот же день, и свободная жизнь со следующего утра.
Потом были голод, холод, тоска в женских глазах, пьяные драки с соседями, шныряние по городу в поисках выпивки. Пока однажды, Альберт не встретил собаку. Дворняга сидела на набережной реки и стеклянными глазами смотрела вслед уплывавшей воде. Шерсть на ней была пыльно - грязная, того неопределенного цвета, который бывает, если все время спать в канаве или теплотрассе. Тело собачонки подрагивало, вывалившийся язык, неимоверно большой, судорожно дергался во все стороны. Одна лапа была искривлена, возможно, кто-то перебил ее в свое время. От собаки страшно несло зловонием.

[COLOR=red] Окончание ниже [/COLOR]

• 
• 
•